совсем. Никто больше не заводил с Китом никаких разговоров, сердце билось чуть учащенно, но на душе стало спокойно и легко.

Только где же эти чертовы ключи?

И зачем они ему понадобились?

Мало-помалу мысли приходили в порядок, мир вокруг стал четче и снова надвинулся на Кита, словно поджидал за углом, а теперь выпрыгнул из засады и преградил путь.

Вместе с яркими красками весенней зелени, с запахами утренних пекарен и птичьим гомоном, Кит так же естественно, как принимал запахи, звуки и цвета, понял и принял мысль: Сара была права.

Не в школу нужно идти, а в полицию. Там должен найтись человек, для которого изуродованные ноги Кита не повод погрозить пальчиком и приказать вести себя хорошо. Там должен найтись кто-то, кто спасет и Кита, и его мечту – мечту занять свое место в одной из команд Высшей Лиги.

Не было ничего, к чему бы Кит стремился так же сильно, и чему в угоду не скармливал бы другие возможности своей жизни. Ни друзей, ни девушки, ни хороших оценок. Все сосредоточено на футболе, и только футбол может стать пропуском в хороший колледж. На результаты тестов и творческую деятельность надеяться нечего. Творческая деятельность находится в зачаточном состоянии – Кит так и не выучил слова дурацкой пьесы, а тесты – дело наживное, но бросить спорт, чтобы засесть за учебники, значит, предать все, на что надеялся.

Себя предать. Как предал его отец и мамочка-принцесса. Они вместе придумали, как держать Кита в узде, нашли его больное место, и будут продолжать до тех пор, пока Кит не сломается окончательно.

Что это, черт возьми, значит? Кит пытался понять своих родителей, но попытки тонули в непробиваемой массе нелепиц, а Кит привык размышлять логично, и с нелепицами справляться не умел.

Он выстроил простую схемку: родители любят его (это бесспорно), они вместе вели его к реализации в спорте. Иногда наказывали, иногда мистер Хогарт перегибал палку, но все это было сделано ради Кита и его футбола.

Теперь случилось что-то такое, из-за чего они оба ставят под угрозу то, за что раньше вместе боролись. Мистер Хогарт не ударил Кита ни по голове, ни по рукам. Он держал Кита под прицелом и долго растаптывал ему колени, специально нацепив военные ботинки, в которых таскался по лесам в поисках кролика или лисицы. Он делает это каждый вечер. Приходит, вздыхает, сообщает, что ему совершенно не хочется причинять Киту боль, но…

Зачем? Может, это последнее и окончательное испытание?

Было похоже на правду и в стиле мистера Хогарта. Если сможешь преодолеть это, сынок, значит, ты стал настоящим мужчиной, таким, каким я и хотел тебя видеть. Это значит, что теперь мы с мамой будем уважать тебя. Все закончилось, курс пройден. Прими мои поздравления.

В своих размышлениях Кит все дальше и дальше уходил от идеи завернуть в полицейский участок, но участок ему уже был не нужен. Он понял – стоит только достойно отыграть матч на этих распухших, непослушных ногах, как все закончится. Так и было задумано. Потом можно будет обняться с отцом и поблагодарить его за все, что он для сына сделал. Сказать ему – спасибо, теперь я выдержу все, что угодно, ничто меня не сломит… Сказать – я люблю тебя, папа. Один раз в жизни можно сказать и такое. Перед матерью нужно извиниться сегодня же, за «тупую суку»… ей наверняка больно и обидно, а ведь она пыталась помочь, почти напрямую указывая на то, что все делается на благо и только на благо… нужно только немного потерпеть.

Держись веселее, Кит. Ты сгустил краски. У тебя все есть: талант, как минимум один друг, и лучшая девушка школы. А еще сестра, футбол, будущее, и мать с отцом.

С таким анамнезом в полицию идти попросту глупо. Наверняка скажут – парень, ты сошел с ума, ты видел по-настоящему несчастных подростков? Нет? Иди домой и молись, чтобы тебе не стать одним из них.

Проходя через мост, Кит наткнулся на Томми Митфорда, пожал ему руку и улыбнулся, а через две минуты забыл о встрече, и даже не обратил внимания на то, что Томми направляется в противоположную от школы сторону.

Томми тоже не обернулся и не остановился, чтобы перекинуться парой слов. Он был слегка оглушен ночными прогулками и нес на почту важный конверт – все то, что он, Карла и Алекс смогли выжать из банальной темы «Мой город».

В школу Томми не собирался. У него был план – отправить конверт, позавтракать в какой-нибудь закусочной и завалиться спать на берегу реки, спрятавшись под плакучими ивами, где раньше стоял индейский вигвам, сплетенный Карлой-скво из гибких длинных веток.

Паралитику незачем покупать горный велосипед. Диабетику не нужен торт со взбитыми сливками, слепому не нужен билет на премьеру мирового шедевра, собакам не нужно играть в бейсбол… Томми Митфорду нечего делать в школе, по крайней мере, сегодня.

Томми не выспался и вымотался.

На почте он сдал конверт мистеру Пибоди, заплатил и задержался только на минутку, чтобы спросить, как же звали неуловимую миссис Пибоди…

– Кристина, – буркнул мистер Пибоди. – Ее звали Кристина, и если ты хочешь прожить эту жизнь счастливо, начинай прямо сейчас молиться о том, чтобы тебе попалась такая же жена и чтобы она не бросила тебя, как бросила меня.

Томми спустился вниз на пару кварталов и нашел закусочную, где утром подавали блинчики с начинкой десяти видов. Томми выбрал вишню, съел два блинчика, запил сильно разбавленным кофе, и попросил блинчик с медом.

После завтрака в кармане все еще остались деньги. Ощущать их в кармане было морозно-страшно, и Томми поторопился потратить – купил розовую орхидею в прозрачной коробке, перевязанной серебристой лентой.

На улицах становилось все больше людей, и к реке Томми пробирался переулками, то и дело оглядываясь и выискивая знакомые лица, видеть которые очень не хотелось.

На берегу под ивами все осталось по-прежнему, но вздыхать об ушедшем детстве и разрушенной дружбе Томми не хотел. Только хмыкнул, вспомнив, как Карла сидела в шалаше и делала вид, что режет на полоски мясную тушку, роль которой исполняла скомканная листва. Изрезанные листья она «коптила», насаживая их на сучки и веточки, а после угощала ими и Томми, и Алекса, который был пленным, поэтому есть отказывался.

Иногда детям остро не хватает поддержки от их повзрослевших двойников, подумал Томми. Было бы здорово залезть в машину времени, метнуться назад, заглянуть в шалашик и сказать себе-Томми:

– Привет, привет. Сегодня утром ты разбил мамину любимую чашку? Не